[Tatyana]

А вот это мое, творчество.
Идея родилась на одном из скучнейших уроков химии.
Сидели с Юлей, думпли, чем заняться. В три слова у нас играть не получилось. Я всегда писала 4.
В итоге в голову пришла прямо-таки дикая идея. Писать сихи! О ком?
Ну естественно о незабвенных Марсианах!
Как же это все таки сложно, найти нужную рифму и чтоб смысл был. Ох! Вечерами не могла заснуть, все думала.
Потом сидела в ворде... Это долгая работа. Некоторые строфы шли тяжело, некоторые прямо сразу. Ну это самые хвалебные.

Предупреждаю! Мэтт получился ну оочень эмоциональный, он страдает, на лицо все признаки депрессии.

Вышло даже так, что на некоторое время поэма превратилась в оду Дажреду Лето. Очень хвалебную.

Что ж, вот то, что получилось. Это далеко не конец, я надеюсь.

Во всяком случае обрывается на самом интересном. Догадайтесь на чем?


Не удержалась. Как же не вспомнить Гефу?




I

О, он страдал! Он так страдал!
Мэтт Воктер, бывший марсианин.
Уже три дня басист не спал,
Топил печаль свою в стакане.

Он вспоминал былой успех,
Душа терзалась в страшной муке,
В ушах звучал зловещий смех, -
Предвестник будущей разлуки.

Он помнил Джареда в тот миг,
И грусный взор его спокойный,
За столько лет басист привык,
Не мыслил жизни безМарсовой.

Выл ветер, лампа на столе
Горела кислым желтым светом,
Мэтт понял, что конец игре,
Не ипарится грусть с рассветом.

II

Поникнув гордою главой
Сидел недвижно бедный Мэттью,
Он в такт постукивал ногой,
Давно знакомой Джея песне.

И тени на глазах, и тень ресниц,
Лазурных глаз лукавый взгляд,
Мэтт был готов свалиться вниз,
Лететь сквозь сотни миль подряд.

И возникал в его мозгу, -
Больном и жаждущем покоя,
Край света, словно на яву,
Он вспомнил слово «Параноя».

И видел Мэтт перед собой
Пустынь бескрайних желтый пепел.
Он чувствовал, что стал другой,
А как так вышло, не заметил.

III

Он верил Джея обещаньям
Он стал зависим от него,
Солисту подчинил сознанье
И жизнь бы отдал за него.



Та притягательность, те странные слова,
И чувства совершенно неземные,
Что загоралися порой в его глазах.
Джей видел мир иначе, чем другие.

Черный лак на Джареда ногтях,
Образ тот пленительный и странный,
С загадочной yлыбкой на губах,
Он словно бог начала мирозданья.

Могучим Марсом был рожден (Теперь пошло просто-таки преклонение перед Джаредом)
Из Ареса планеты красной лавы,
И Аполлона красотой был одарен,
И обречен сиянью вечной славы.

Подобно Македонскому царю
Он создавал империи в умах,
Он говорил, что ложь, но верили ему.
Он создал новый миф, который былью стал.

IV

Как сквозь туман басист глядел
В реальность, что казалась сном,
Забыть тот образ он хотел,
Хотел не вспоминать о Нем.

Мэтт спать не мог, уже три ночи
Бродил как будто в страшном сне.
Как призрак, путник полуночный,
Жил, как на треснутом стекле.

Сгущались тени в складках пледа,
Разлился свет от горьких слез,
Мэтт близок был к границам бреда,
Слилась реяльность с миром грез.

Из окон луный свет струился,
Он слышал крови шум в висках,
И Мэттью понял, что влюбился,
Влюбился глупо, просто так.

V

Он обхватил руками тонкие колени,
Мэтт мучался, стыдился чувств своих,
Он захотел вернуть тот миг последний,
И оказаться в мире том, что создан для двоих.